Неточные совпадения
Сперва ученый подъезжает
в них необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым смиренным запросом: не оттуда ли? не
из того ли угла получила имя такая-то
страна? или: не принадлежит ли этот документ к другому, позднейшему времени? или: не нужно ли под этим народом разуметь вот какой народ?
— Я, конечно, не думаю, что мои предки напутали
в истории
страны так много и были так глупо преступны, как это изображают некоторые… фабриканты правды
из числа радикальных публицистов.
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке; не взяв ни одного
из них, она не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я не
в ладу, не
в ладу сама с собой, — продолжала она, взяв Клима под руку и выходя
из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу,
из страны, где вешают,
в страну, откуда вешателям дают деньги и где пляшут…
Он представил себя богатым, живущим где-то
в маленькой уютной
стране, может быть,
в одной
из республик Южной Америки или — как доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято
в России. У него обширная библиотека, он выписывает наиболее интересные русские книги и пишет свою книгу.
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед хора, рыжеватый юноша
в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные песни!
Из какой далекой
страны собрались мы? Мы все — русские, и мы
в столице нашей русской
страны.
Он поехал по Саймскому каналу, побывал
в Котке, Гельсингфорсе, Або и почти месяц приятно плутал «туда-сюда» по удивительной
стране, до этого знакомой ему лишь
из гимназического учебника географии да по какой-то книжке,
из которой
в памяти уцелела фраза...
— Что же вы намерены делать с вашим сахаром? Ой, извините, это — не вы. То есть вы — не тот… Вы — по какому поводу? Ага! Беженцы. Ну вот и я тоже. Командирован
из Орла. Беженцев надо к нам направлять, вообще —
в центр
страны. Но — вагонов не дают, а пешком они, я думаю, перемерзнут, как гуси. Что же мы будем делать?
«Воспитанная литераторами, публицистами, «критически мыслящая личность» уже сыграла свою роль, перезрела, отжила. Ее мысль все окисляет, покрывая однообразной ржавчиной критицизма.
Из фактов совершенно конкретных она делает не прямые выводы, а утопические, как, например, гипотеза социальной, то есть —
в сущности, социалистической революции
в России,
стране полудиких людей, каковы, например, эти «взыскующие града». Но, назвав людей полудикими, он упрекнул себя...
— Вы же видите: Дума не
в силах умиротворить
страну. Нам нужна диктатура, надо, чтоб кто-нибудь
из великих князей…
— Нет, вы подумайте: XIX век мы начали Карамзиным, Пушкиным, Сперанским, а
в XX у нас — Гапон, Азеф, Распутин… Выродок
из евреев разрушил сильнейшую и, так сказать, национальную политическую партию
страны, выродок
из мужиков, дурак деревенских сказок, разрушает трон…
«
В московском шуме человек слышней», — подумал Клим, и ему было приятно, что слова сложились как поговорка. Покачиваясь
в трескучем экипаже лохматого извозчика, он оглядывался, точно человек, возвратившийся на родину
из чужой
страны.
— Во Франции,
в Англии интеллигенция может не заниматься политикой, если она не хочет этого, а мы — должны! Каждый
из нас обязан думать обо всем, что делается
в стране. Почему — обязан?
Выше сказано было, что колония теперь переживает один
из самых знаменательных моментов своей истории: действительно оно так. До сих пор колония была не что иное, как английская провинция, живущая по законам, начертанным ей метрополиею, сообразно духу последней, а не действительным потребностям
страны. Не раз заочные распоряжения лондонского колониального министра противоречили нуждам края и вели за собою местные неудобства и затруднения
в делах.
Я любовался тем, что вижу, и дивился не тропической растительности, не теплому, мягкому и пахучему воздуху — это все было и
в других местах, а этой стройности, прибранности леса, дороги, тропинок, садов, простоте одежд и патриархальному, почтенному виду стариков, строгому и задумчивому выражению их лиц, нежности и застенчивости
в чертах молодых; дивился также я этим земляным и каменным работам, стоившим стольких трудов: это муравейник или
в самом деле идиллическая
страна, отрывок
из жизни древних.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей,
в стране бритых и бородатых людей,
из которых одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за работой, c молотом, с ломом, с иглой, с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить место
в целый день; третьи, объявив вражду всякому порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань с промышленных мореходцев.
Еще слово о якутах. Г-н Геденштром (
в книге своей «Отрывки о Сибири», С.-Петербург, 1830), между прочим, говорит, что «Якутская область — одна
из тех немногих
стран, где просвещение или расширение понятий человеческих (sic) (стр. 94) более вредно, чем полезно. Житель сей пустыни (продолжает автор), сравнивая себя с другими мирожителями, понял бы свое бедственное состояние и не нашел бы средств к его улучшению…» Вот как думали еще некоторые двадцать пять лет назад!
Теперь на мысе Доброй Надежды, по берегам, европейцы пустили глубоко корни; но кто хочет видеть
страну и жителей
в первобытной форме, тот должен проникнуть далеко внутрь края, то есть почти выехать
из колонии, а это не шутка: граница отодвинулась далеко на север и продолжает отодвигаться все далее и далее.
«Одним
из тех ужасных, редких явлений
в природе, случающихся, однако же, чаще
в Японии, нежели
в других
странах, совершилась гибель фрегата «Диана». Так начинается рапорт адмирала к великому князю, генерал-адмиралу, — и затем, шаг за шагом, минута за минутой, повествует о грандиозном событии и его разрушительном действии на берегах и на фрегате.
Решением этого вопроса решится и предыдущий, то есть о том, будут ли вознаграждены усилия европейца, удастся ли, с помощью уже недиких братьев, извлечь
из скупой почвы, посредством искусства, все, что может только она дать человеку за труд? усовершенствует ли он всеми средствами, какими обладает цивилизация, продукты и промыслы? возведет ли последние
в степень систематического занятия туземцев? откроет ли или привьет новые отрасли, до сих пор чуждые
стране?
И
в других
странах можно найти все противоположности, но только
в России тезис оборачивается антитезисом, бюрократическая государственность рождается
из анархизма, рабство рождается
из свободы, крайний национализм
из сверхнационализма.
Рассказывают, например, что однажды,
в древнейшие времена христианства, один таковой послушник, не исполнив некоего послушания, возложенного на него его старцем, ушел от него
из монастыря и пришел
в другую
страну,
из Сирии
в Египет.
Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного, стал было возражать некоторым
из злословников, что «не везде ведь это и так» и что не догмат же какой
в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что
в самых даже православных
странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы
в земле и даже истлеют
в ней, «и если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного; если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого Господь славы, — вот как на Афоне, месте великом, где издревле нерушимо и
в светлейшей чистоте сохраняется православие», — заключил отец Иосиф.
В низовьях Такема разбивается на три рукава. Они все впадают
в длинную заводь, которая тянется вдоль берега моря и отделена от него песчаным валом. Раньше устье Такемы было
в 12 км от моря, там, где долина суживается и образует «щеки». Об этом красноречиво говорят следы коррозии [Углубления, проделанные морским прибоем
в горной породе.] с левой стороны долины, у подножия отодвинутых ныне
в глубь
страны береговых обрывов, состоящих
из аклировидного гранита.
Первобытные девственные леса
в большей части
страны выгорели, и на смену им появились леса, состоящие
из лиственницы, березы и осины. Там, где раньше ревел тигр, ныне свистит паровоз, где были редкие жилища одиноких звероловов, появились большие русские селения, туземцы отошли на север, и количество зверя
в тайге сильно уменьшилось.
В моей книге читатель найдет картины
из природы
страны и ее населения. Многое
из этого уже
в прошлом и приобрело интерес исторический. За последние двадцать лет Уссурийский край сильно изменился.
Где? укажите — я бросаю смело перчатку — исключаю только на время одну
страну, Италию, и отмерю шаги поля битвы, то есть не выпущу противника
из статистики
в историю.
Тупые консерваторы и революционеры алжирски-ламартиновского толка помогали плутам и пройдохам, окружавшим Наполеона, и ему самому
в приготовлении сетей шпионства и надзора, чтоб, растянувши их на всю Францию,
в данную минуту поймать и задушить по телеграфу,
из министерства внутренних дел и Elysée, все деятельные силы
страны.
…Кроме швейцарской натурализации, я не принял бы
в Европе никакой, ни даже английской; поступить добровольно
в подданство чье бы то ни было мне противно. Не скверного барина на хорошего хотел переменить я, а выйти
из крепостного состояния
в свободные хлебопашцы. Для этого предстояли две
страны: Америка и Швейцария.
Потом, что может быть естественнее, как право, которое взяло себе правительство, старающееся всеми силами возвратить порядок страждущему народу, удалять
из страны,
в которой столько горючих веществ, иностранцев, употребляющих во зло то гостеприимство, которое она им дает?
В одно
из моих ранних посещений клуба я проходил
в читальный зал и
в «говорильне» на ходу, мельком увидел старика военного и двух штатских, сидевших на диване
в углу, а перед ними стоял огромный,
в черном сюртуке, с львиной седеющей гривой, полный энергии человек, то и дело поправлявший свое соскакивающее пенсне, который ругательски ругал «придворную накипь», по протекции рассылаемую по
стране управлять губерниями.
Так кончилась моя дружба с первым человеком
из бесконечного ряда чужих людей
в родной своей
стране, — лучших людей ее…
Русская Церковь, со своей стороны,
в настоящее время, если не ошибаюсь, ставит перед собой подобную цель из-за происходящего на Западе возмутительного и внушающего тревогу упадка христианства; оказавшись перед лицом застоя христианства
в Римской Церкви и его распада
в церкви протестантской, она принимает, по моему мнению, миссию посредника — связанную более тесно, чем это обычно считают, с миссией
страны, к которой она принадлежит.
Никакому сомнению не подвержен отлет их на зиму
в теплые
страны юга. Много читали и слышали мы от самовидцев, как перепелки бесчисленными станицами переправляются через Черное море и нередко гибнут
в нем, выбившись
из сил от противного ветра. Теперь предстоит вопрос: когда и где собираются они
в такие огромные стаи? Очевидно, что у них должны быть где-нибудь сборные места, хотя во всех губерниях средней полосы России, по всем моим осведомлениям, никто не замечал ни прилета, ни отлета, ни пролета перепелок.
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!
Я вас обязан убедить,
Не ездите вперед!
Ах! вам ли жить
в стране такой,
Где воздух у людей
Не паром — пылью ледяной
Выходит
из ноздрей?
Где мрак и холод круглый год,
А
в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над
страной…
— Со мной здесь один твой знакомец Муравьев-Апостол, брат Сергея — нашего мученика; он тебя видел у Корниловича, когда ты возвратился
из полярных
стран, шлет тебе поклон, — а я
в Энгельгардтовой книге имею твое описание ярмарки
в Островне.
В описываемую нами эпоху, когда ни одно
из смешных и, конечно, скоропреходящих стремлений людей, лишенных серьезного смысла, не проявлялось с нынешнею резкостью, когда общество слепо верило Белинскому, даже
в том, например, что «самый почтенный мундир есть черный фрак русского литератора», добрые люди
из деморализованных сынов нашей
страны стремились просто к добру.
Райнер весь обращался
в слух и внимание, а Ярошиньский все более и более распространялся о значении женщин
в истории, цитировал целые латинские места
из Тацита, изобличая познания, нисколько не отвечающие званию простого офицера бывших войск польских, и, наконец, свел как-то все на необходимость женского участия во всяком прогрессивном движении
страны.
Тогда князь сзывал к кому-нибудь
из товарищей (у него никогда не было своей квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором пели грузинские песни и, конечно,
в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый гость ниспослан богом, какой бы ни был он
страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико
в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей части говорил сам Нижерадзе.
Впрочем, не то еще было!
И не одни господа,
Сок
из народа давила
Подлых подьячих орда,
Что ни чиновник — стяжатель,
С целью добычи
в поход
Вышел… а кто неприятель?
Войско, казна и народ!
Всем доставалось исправно.
Стачка, порука кругом:
Смелые грабили явно,
Трусы тащили тайком.
Непроницаемой ночи
Мрак над
страною висел…
Видел — имеющий очи
И за отчизну болел.
Стоны рабов заглушая
Лестью да свистом бичей,
Хищников алчная стая
Гибель готовила ей…
Сверх того, во Франции, с 1848 года, практикуется всеобщая подача голосов, которая, по-видимому, должна бы непрестанно напоминать обывателям, во-первых, о том, что они живут
в государстве, и, во-вторых, о том, что косвенно каждый
из них участвует и
в выборе правителей
страны, и
в самом управлении ею.
Какая
страна может двинуть разом такое громадное количество продовольственного материала
из урожайной местности
в неурожайную, при помощи одной натуральной подводной повинности?
Из обращения Тейтча к германскому парламенту мы узнали, во-первых, что человек этот имеет общее a tous les coeurs bien nes [всем благородным сердцам (франц.)] свойство любить свое отечество, которым он почитает не Германию и даже не отторгнутые ею, вследствие последней войны, провинции, а Францию; во-вторых, что, сильный этою любовью, он сомневается
в правильности присоединения Эльзаса и Лотарингии к Германии, потому что с разумными существами (каковыми признаются эльзас-лотарингцы) нельзя обращаться как с неразумными, бессловесными вещами, или, говоря другими словами, потому что нельзя разумного человека заставить переменить отечество так же легко, как он меняет белье; а в-третьих, что, по всем этим соображениям, он находит справедливым, чтобы совершившийся факт присоединения был подтвержден спросом населения присоединенных
стран, действительно ли этот факт соответствует его желаниям.
И большая часть их впоследствии воротилась домой из-под Нижнего, воротилась спившаяся с круга, без гроша денег,
в затасканных до дыр ополченках, с одними воспоминаниями о виденных по бокам столбовой дороги
странах света.
Вас надули при покупке, вы дались
в обман, не потому, чтоб были глупы, а потому, что вам на ум не приходило, чтобы
в стране, снабженной полицией, мошенничество было одною
из форм общежития...
И шли эти люди,
в чаянье на ратницкий счет"
страны света"увидать, шли с легким сердцем, не зная, не ведая, куда они путь-дороженьку держат и какой такой Севастополь на свете состоит, что такие за «ключи», из-за которых сыр-бор загорелся.
Опять опустила глаза
в письмо — и что там у ней внутри за опущенными шторами? Что она скажет — что сделает через секунду? Как это узнать, вычислить, когда вся она — оттуда,
из дикой, древней
страны снов.
А у нас на Москве горше прежнего; старец некий
из далеких
стран сюда приходил и сказывал: видели
в египетской
стране звезду необычную — красна яко кровь и хвост велик.
Живновский
в увлечении, вероятно, позабыл, что перед ним сидит один
из смиренных обитателей Крутогорска. Он быстрыми шагами ходил взад и вперед по комнате, потирая руки, и физиономия его выражала нечто плотоядное, как будто
в самом деле он готов был живьем пожрать крутогорскую
страну.
Но коровы здешние малорослы, потому что
в Финляндию, по какому-то недоразумению, безусловно запрещено ввозить скот
из других
стран, а следовательно, и совершенствовать местную породу трудно.
— Как с чего? — во-первых, я русская и вижу
в распространении грамотности одно
из условий благосостояния родной
страны; а во-вторых, это дело доставляет мне удовольствие; я взялась за него, мне его доверили, и я не могу не хлопотать о нем.